«Изменения к лучшему в Азербайджане возможны только с революцией»: азербайджанские левые о ситуации в стране

Мурад Гаттал поговорил с азербайджанскими профсоюзниками и левыми активистами о состоянии общества после избрания Ильхама Алиева на пятый президентский срок и Третьей карабахской войны. Усиление авторитарных тенденций и националистическое сплочение после «маленькой победоносной войны» ставит вопросы о будущем левого движения и самом его существовании.

В феврале 2024 года в Азербайджане на досрочных президентских выборах с результатом в 92,12 % победил Ильхам Алиев, избравшись на пост президента в пятый раз подряд. В конце года в стране планируется проведение парламентских и муниципальных выборов и мало кто сомневается, что победа правящей партии и проправительственных самовыдвиженцев будет не менее убедительна.

Установившийся в Азербайджане авторитарный режим, особенно усилившийся после победы во Второй Карабахской войне, практически не оставляет места для появления какой-либо политической альтернативы. Высказывать критику тоже становится все сложнее — практически не осталось независимых радио- и телеканалов, газет и журналов, вся не проправительственная пресса переместилась в интернет, однако с ноября 2023 года проходят аресты журналистов независимых интернет-медиа, а в недавно вышедшем Мировом индексе свободы прессы «Репортеров без границ» Азербайджан опустился на 13 позиций по сравнению с прошлым годом, заняв 164 место среди 180 государств и территорий. Низкие места Азербайджан стабильно занимает и в международных рейтингах человеческой свободы (126 место), восприятия коррупции (154 место), равенству ЛГБТ (134 место), а в отчете Freedom House в 2024 году положение с политическими свободами было оценено на 0 баллов из 40 возможных. В марте число политических заключенных достигло 288 человек, в этом году возникла угроза выхода Азербайджана из Совета Европы и из-за обвинений его в подавлении свобод и нарушениях прав человека. При этом в индексе экономических свобод Азербайджан занимает довольно высокое место — 70 из 184, а в последнем отчете Doing Business, выпущенном в 2020 году — 34 место по легкости ведения бизнеса.

О текущем положении со свободами в Азербайджане, участии левых в публичной политике, возможностях по отстаиванию прав угнетенных и перспективах левого движения в стране мы поговорили с профсоюзным активистом Ахмедом Рахмановым, экономистом Тогрулом Велиевым и экс-председателем движения «Демократия 1918» Ахмедом Мамедли.

Что сейчас происходит с азербайджанским обществом и какую роль в нем играют левые

Тогрул Велиев: Еще в 2019 году казалось, что в Азербайджане происходит либерализация. На муниципальных выборах победил ряд независимых кандидатов и некоторые из них даже возглавили муниципалитеты. Задержанных участников несанкционированных акций протеста не сажали, а выпускали через несколько часов. На выборах в парламент в 2020 году в рамках предвыборной кампании допускалось многое из того, что обычно было почти невозможно осуществить — встречи с избирателями, митинги, шествия. Сейчас это все делать практически нереально, и даже законодательство о муниципалитетах меняют так, чтобы избранные туда оппозиционеры ни на что не могли повлиять. Но кроме давления государства есть еще и такая проблема, что в так называемом «общественном секторе» никто никогда не искал поддержку самого общества — например, не пытался сделать пожертвования основой финансирования, все подсаживались на гранты. Уровень развития не только левого, а любого политического движения в Азербайджане — это обсуждения в кафе без связи с массами. Это образованная публика, которая спорит о Че Геваре или Сталине, но не имеет понятия о том, чем живет большинство людей. «Общественный сектор» по сути сформировал определенную свою тусовку, которая не взаимодействует с обществом, он говорит людям «так надо» и даже не пытается объяснить почему. И когда его стали прижимать, например, закрыв одномоментно двести организаций, общество осталось равнодушным.

Ахмед Рахманов: Азербайджанское общество, оно на самом деле маленькое, можно сказать, что все друг другу родственники. И родственные связи всегда берут верх над здравым смыслом. У нас не получится людей вывести на улицы защищать свои права или устроить забастовку. Например, я организовывал акцию протеста инвалидов перед Министерством соцобеспечения. Не успели мы собраться, как из полиции стали звонить родственникам участников акции и запугивать их, чтобы они повлияли на митингующих и те ушли. И это работает. То же самое и с левыми. У нас, например, есть небольшие группы, которые переводят и издают левую литературу, но как политического актора левого движения не существует. Кроме того, многие люди просто боятся участвовать в публичных акциях: если на какие-нибудь митинги националистов или пантюркистов полиция закрывает глаза, то если выйти с красным флагом — точно заберут. Даже в России разрешены одиночные пикеты, а здесь когда я такие проводил меня сразу же забирали в участок.

Ахмед Мамедли: За общественную и политическую деятельность я и другие наши активисты подвергались задержаниям и арестам, власти лишали нас возможности проводить мероприятия, обеспечивать функционирование движения. В сентябре 2023 года мы распустили нашу организацию. Но этот самороспуск — не «белый флаг», а демарш, призванный показать отсутствие в стране возможностей для политической деятельности. Мы предвидели усиление репрессий, и начавшуюся атаку на независимых журналистов я считаю закономерной. Режим ужесточается, и если бы мы не распустили нашу организацию в начале сентябре 2023 года, то обязательно выпустили бы заявление против спецоперации в Карабахе, и тогда я точно сейчас находился бы за решеткой. Но наш актив продолжает общественную деятельность, в первую очередь по защите и поддержке наших товарищей и профсоюзников, находящихся под следствием и в тюрьме.

Есть ли в Азербайджане левые партии и движения?

Левые идеи и левое движение имеют в Азербайджане долгую историю — начиная с создания в 1905 году социал-демократической организации «Гуммет», из которой впоследствии вышли основатели как Азербайджанской коммунистической партии, так и партии «Мусават». 28 апреля 1920 года первая сменила вторую у власти, провозгласив создание Азербайджанской Советской Социалистический Республики и начав советский период истории страны. Но и «Мусават» (полное название — «Мусульманская демократическая партия Равенство»), доминировавшая в правительствах Азербайджанской Демократической Республики (1918-1920 годы) была изначально левонационалистической партией, которая затем дрейфовала вправо на почве противостояния власти Советов и коалиций с азербайджанскими правыми партиями. В своей программе она провозглашала право на восьмичасовой рабочий день, передачу земли крестьянам, бесплатное образование, гражданские свободы.

А.Р.: Есть ли сейчас в Азербайджане левое движение? В отличие от более развитых стран — я имею в виду не экономически, а более развитых как общество — в Азербайджане все партии, чего бы они не декларировали, служат не объединению народа, а раздроблению общества. Они друг от друга не отличаются ничем, кроме названия. Напимер, во время выборов их заявления сводятся к тому, что надо всего лишь заменить людей во власти и все станет по-другому. Но как по-другому? Не объясняется. В Азербайджане еще недавно было три коммунистических партии с одинаковым названием, хоть и не зарегистрированные официально. Я был членом Компартии, которую возглавлял Тельман Нуруллаев — в советском прошлом комсомольский и партийный работник. За время своего существования начиная с середины 1990-х годов эти партии ничего не сделали и даже не собирались делать. Силу левого движения в стране можно увидеть по празднованию 1 мая. Из-за личных амбиций лидеров этих партий азербайджанские «леваки» даже в этот праздник не могли объединиться. Каждый собирал свой отдельный митинг в разных частях города и в разное время. В итоге эти амбиции, не позволявшие партиям с одинаковой идеологией действовать совместно, только отвращали от себя потенциальных сторонников. Сейчас мы с товарищами создали марксистский кружок и к нам потянулись молодые ребята, но они хотят не только приходить читать классиков, но и ждут действий, однако мы ничего им не можем предложить.

А.М.: Наше движение «Демократия 1918» в 2013 году было создано как правоцентристское, но с приходом новой команды в 2021 году встало на левые позиции. Нашей платформой стали социальный либерализм и демократический социализм. Так сложилось, что в Азербайджане у многих оппозиционных организаций отсутствует идеология, они стараются привлекать людей всех политических взглядов со всех слоев общества, быть, что называется, «big tent», объединяя всех, кто недоволен текущим режимом. После обретения независимости Азербайджаном левые идеи не были популярны, ассоциируясь с советским прошлым, с российской оккупацией. Но сейчас появилось много молодежи, которых интересуют сами идеи социальной справедливости. К нам приходили такие люди, которые раньше не были вовлечены в политику. Мы ориентировались на две традиционные базы левых: трудящихся, рабочий класс и интеллигенцию — студентов, творческих людей, людей свободных профессий.

Т.В.: Среди общественных активистов, наверное, процентов 60 людей называет себя левыми. Правда, это довольно широкий спектр — от сталинистов до леволибералов, и у многих довольно упрощенное понимание идеологии. Я был активистом еще будучи студентом, но собственно политикой стал заниматься в 2015 году, вступив в партию РеАл.

РеАл (“Республиканская Альтернатива”) — азербайджанская политическая партия, основанная в 2009 году как политическое движение, в 2014 году преобразовано в партию. Она была создана как реакция на референдум, которым отменялись на ограничение на количество сроков переизбрания президента. Ее учредители посчитали это уничтожением республики, а их целью должно было стать ее восстановление. Глава движения Ильгар Мамедов собирался баллотироваться на пост президента на выборах 2013 года, но был арестован по обвинению в организации массовых беспорядков, приговорен к 7 годам лишения свободы, выпущен в 2018 году и оправдан Верховным судом в 2020 году. В том же 2020 году РеАл получила официальную регистрацию в качестве политической партии, а ее представитель Эркин Гадирли был избран в парламент. С этого времени партия фактически не проявляет себя как оппозиционная сила.

Тогда это была центристская партия, но она была открыта для людей с разными взглядами, в ней было много леваков. Нахождение в партии позволяло участвовать в политической жизни, продвигать свои идеи и проекты — я был наблюдателем на выборах, занимался сбором подписей, готовил документы по социальной тематике — в частности, удалось внести в программу партии требование о снижении пенсионного возраста. Однако в 2019 году руководство партии перешло на проправительственные позиции и тогда я вынужден был покинуть ее. В том же году из тюрьмы по амнистии вышел Байрам Мамедов. Вокруг него стали собираться некоторые левые активисты, включая меня. Точнее, мы называли себя марксистами. На тот момент левые были разрознены и работали в различных мелких СМИ, общественных организациях. В нашей группе собралось примерно 10-15 человек.

Гияс Ибрагимов и Байрам Мамедов “узники памятника”: студенты левых взглядов, в 2016 году сделавшие на памятнике бывшему президенту и отцу нынешнего Гейдару Алиеву антиправительственные граффити. Они были обвинены полицией в хранении и распространении наркотиков и осуждены на 10 лет. Были помилованы в марте 2019 года. Байрам был найден мертвым 4 мая 2021 года в Стамбуле. Гияс продолжает заниматься активизмом.

Мы решили принять участие в парламентских выборах, чему способствовала относительная либерализация режима. В конечном итоге мы сфокусировались на одном избирательном округе, по которому я был выдвинут. Наша избирательная кампания была активной — возможно, самой активной в стране — на пике у нас было 70 человек в команде, имелся потенциал к созданию полноценного политического движения. Мы не рассчитывали на победу, а хотели использовать выборы как возможность ведения агитации и привлечения сторонников. Но наше поражение, тем более что мы показали неплохие результаты, вызвало у активистов разочарование. В 2020 году в связи с пандемией был установлен карантинный режим, сделавший невозможным собрания, личные встречи и по сути какую-то активистскую деятельность — многие потеряли интерес, «ушли в быт». Окончательный раскол среди левых произошел по вопросу военного решения Карабахского конфликта. Многие активисты поддержали войну, некоторые ушли добровольцами, были и те, кто стали националистами.

В каком состоянии сейчас профсоюзное движение?

В этом году исполняется 120 лет профсоюзному движению в Азербайджане и его первой и одной из самых важных побед — заключению в 1904 году между нефтепромышленниками и промысловыми рабочими коллективного договора, получившего название «Мазутной конституции». Этот документ был первым коллективным договором в Российской империи. В настоящее время в Азербайджане действует относительно либеральное законодательство о профсоюзах и забастовках, однако в действительности оно не работают — Конфедерация независимых профсоюзов, объединяющая почти 30 отраслевых союзов, независима только по имени, а по сути, как и в советское время — бюрократическая организация, тесно сотрудничающая с администрацией предприятий. Забастовки происходят в основном стихийно, без какой-либо организации, а попытки создать действительно боевые независимые профсоюзы пресекаются.

А.М.: Два года назад мы участвовали в создании независимой Конфедерации профсоюзов «Рабочий стол», которая должна была бы заниматься реальной работой по защите трудовых прав работников. Входящий в нее профсоюз курьеров проводил забастовку и акции протеста против низкой оплаты и условий труда. В итоге это привело к тому, что его лидеры были арестованы по несправедливым обвинениям. Сейчас мы как активисты ведем борьбу за их освобождение и за продолжение работы профсоюзов. Мы также считаем важным защиту прав этнических меньшинств, религиозных групп, ЛГБТИК+ людей. В структурах нашей организации было введено гендерное квотирование — не меньше четвертой части мест в руководящих органах закреплялись за женщинами, считаю это правильной практикой.

Т.В.: Была попытка создать профсоюз курьеров, но я о ней знаю только от активистов, а не от самих курьеров — они были практически не в курсе, так как с ними работы особой не велось. Мы с коллегами опросили 200 курьеров и только единицы знали о том, что создается профсоюз. Я же считаю, что профсоюзное строительство не работает по принципу «сверху вниз». Действительно массовую организацию, где запрос на профсоюз идет «снизу вверх» так легко разгромить бы не получилось.

А.Р.: Мы с товарищами создали Свободный профсоюз, но это не классический профсоюз, а скорее общественная организация по защите прав рабочих, ведь организовать рабочих или им самим организоваться в профсоюз — это практически невозможное действие. Например, раньше работающая в Азербайджане британская нефтедобывающая компания «ВР» создавала на своих объектах временные бригады, которые расформировывались через некоторое время и перетасовывались, чтобы исключить возможность договоренности между рабочими о совместной защите своих прав. Но теперь от такой практики отказались, удостоверившись, что они даже не пытаются это сделать. Мы в Свободном профсоюзе помогаем людям решать проблемы с работодателями, но на индивидуальной основе, собрать людей на коллективное действие мы не можем.

Возможна ли политическая трансформация в Азербайджане?

Еще несколько лет назад азербайджанские левые смотрели в будущее с умеренным оптимизмом, однако сейчас их рассуждения о перспективах позитивных изменений в стране и в движении окрашены в более темные тона.

Т.В.: Левые идеи, безусловно, востребованы. Например, у роликов в соцсетях, рассказывающих о каких-либо социальных проблемах, огромное число просмотров. Социалка, по сути, это главная проблема у людей. Однако из этого не следует, что можно работать по лекалам начала 20 века, чем часто страдают левые. Надо изучать изменившуюся структуру общества, понимать его актуальные потребности.

Сейчас, на фоне арестов, на фоне всего, что происходит в Азербайджане, я с пессимизмом смотрю в будущее. Какие-то изменения возможны в случае сильного экономического кризиса, который может привести к социальному взрыву. Но «общественный сектор» и политические движения к нему однозначно не готовы. В отличие от правительства, кстати, которое пытается сохранять стабильность и избегать эскалации. Например, экологические протесты в селе Союдлю были очень жестко подавлены, но после них в других районах страны чиновники стали внимательнее относиться к интересам местных сообществ.

А.Р. В Азербайджане левого движения нет и, скорее всего, не будет. Если бы у нас в 1920 году на нефтяных промыслах не работали русские, армяне, евреи, то есть смешанный контингент рабочих, — то у нас и революции не было бы. Несмотря на 70 лет советской власти у нашего человека самое главное в жизни — это родня, и через родню можно надавить на любого. Всё. Плюс наши люди готовы выступить за справедливость для себя (и своей семьи), но не за справедливость для другого, такой индивидуализм и отсутствие солидарности делает невозможным коллективную защиту своих прав и политическое действие. Чтобы в стране что-то изменить хоть в левую сторону, хоть еще куда-то нужен импульс извне, условно должны прилететь люди с другой страны, с другой планеты и разжечь костер.

А.М.: Я хоть и не коммунист, но считаю, что изменения к лучшему в Азербайджане возможны только с революцией, реформами изменить этот режим невозможно.